http://www.operanews.ru/12031105.html
Уместна ли политическая ангажированность в опере?
Сегодня наш лондонский корреспондент Л. Яблокова представляет читателям новую премьеру Английской национальной оперы — «Смерть Клингхоффера» Джона Адамса. Читайте в сегодняшнем выпуске журнала также словарную статью Е. Цодокова, посвященную краткой характеристике оперного творчества этого композитора.
Премьеры двух последних представлений в Королевской и в Английской национальной операх — «Русалки» Дворжака и «Смерть Клингхоффера» — едва ли тянут на «тройку». Причины тому — совершенно разные. Первую, несмотря на великолепную музыку и романтический сюжет совершенно бесстыдно «проиграли» режиссеры. «Смерть Клингхоффера» американского композитора Джона Адамса в постановке режиссера Тома Морриса (он известен тем, что поставил очень хороший спектакль о лошадях и их роли во время второй мировой войны «War Horse»), на мой взгляд, и не опера вовсе. Скорее оратория.
А пока — оба театра не могут распродать билеты, критика захлебывается в крайностях, а зритель в недоумении: деньги потрачены (и не малые!), и — никакого удовлетворения.
Даже скандала по поводу «Клингхоффера» не получилось, хотя он раскручивался в прессе задолго до премьеры. Ожидались пикеты, протесты и прочее. Ничего этого не было! В первый вечер перед входом в театр стоял один-единственный мужчина не еврейской наружности с плакатиком, на котором очень лаконично было пересказано содержание — это реальная история убийства палестинскими террористами прикованного к инвалидной коляске престарелого инвалида-еврея на круизном лайнере «Акилле Лауро». «Наслаждайтесь!». На него наскакивала бойкая дама с вопросом: «А против чего вы выступаете? Вы смотрели оперу? Ах, нет! Я куплю вам билет! Идемте! Нечего тут стоять! Убедитесь сами, что ничего антисемитского там нет!».
Постановка оставила странное чувство: никакого особого сочувствия к палестинцам, никакой романтизации террора я не почувствовала, ответа на спорные вопросы — не нашла! Написанная через шесть лет после происшедшего в 1985 году трагического для семьи Клингхофферов события, опера ставится крайне редко, и я, кажется, понимаю, почему. Если это все-таки опера, то весьма слабая: и музыкой, и либретто. Тем не менее, в сезон 2014-2015 годов ее можно будет увидеть в «Метрополитен-опера» в Нью-Йорке. Кстати, и эта версия была выполнена в содружестве с нью-йоркским театром.
Собирая материал, я прочитала о том, какой след оставила эта история в судьбе американской поэтессы Алисы Гудмен, автора либретто. Ее, еврейку, обвинили в антисемитизме, в сочувствии к террористам, удары, обрушившиеся на ее голову, были столь страшными, что Гудмен провела несколько лет в глубокой депрессии. Сейчас она живет в Англии, дав зарок никогда более не писать либретто. Слово свое до сей поры держит.
Возвращаясь же к постановке, хочу отметить, что все-таки несколько моментов мне показались достойными. Так, в начале оперы, пение палестинских изгнанниц со своими претензиями как-то очень органично слилось с пением еврейских изгнанников. Символично, не правда ли? Как и то, что возле стены плача — по крайней мере, так я расшифровала декорации, которые, однако, моя подруга посчитала нагромождениями новой «берлинской стены», разделяющей сегодняшнюю Палестину и Израиль (сценограф Том Pye) — безмолвно застывали попеременно то палестинцы, то евреи.
Но лучшие моменты во всей постановке — это заслуга балетной труппы. Мне бы хотелось назвать их имена, потому что то, что они сделали, не осуществить всем остальным. Благодаря хореографии и танцу самый кульминационный момент — когда Клингхоффер был застрелен, и тело его, как мы знаем, вместе с креслом было выброшено за борт — был исполнен с художественной точки зрения просто великолепно. Клингхоффер пел свою заключительную арию, стоя на краю сцены в окровавленном костюме. А его «тело», принадлежащее танцовщику, — в точно таком же костюме, с таким же кровавым пятном, — подхваченное другими танцовщиками, совершало этот последний печальный полет, рассыпалось на части инвалидное кресло, но подхваченными другими танцорами, колеса, детали продолжали падать, имитируя, как в замедленном кино, в пантомиме, падение, прежде чем погрузиться в морскую пучину.
Однажды после спектакля, после совершенно потрясающего вечера в Королевской опере наша русская оперная певица на вопрос друзей: «Ну, как премьера?», — ответила скромно: «Спела!»
То же можно сказать и об исполнителях нынешнего спектакля. Кристофер Маджера (капитан корабля), Алан Опи (Клингхоффер), Микаэла Мартинс (жена Клингхоффера), а также захватчики — Эдвин Вега, Ричард Бурхард, Сидни Аутлоу, Джесси Коварски и другие — спели, и голоса их были хороши, выразительны! Но музыка оперы — отнюдь этим похвастаться не может.
Дирижер Балдур Бронниман руководил оркестром Национальной оперы. Играть Джона Адамса было непросто, но музыканты — сыграли! Хор — спел, и спел хорошо, так, что трудно забыть их, так же как и арию палестинских матерей (солистка — Клэр Преслэнд). Но восторга, подъема, катарсиса — нет, этого не произошло!
Мне показалось, что на премьеру собрались зрители, так или иначе хорошо знающие композитора, режиссёра, певцов, дирижера, потому что их реакция была достаточно выразительной — они поощряли именно того или иного артиста. Театр был полон. И вознаграждение аплодисментами последовало щедро, от души. Но только в этот раз. Пустые места засветились уже на втором спектакле...
Фото: Richard Hubert Smith, courtesy ENO
Премьеры двух последних представлений в Королевской и в Английской национальной операх — «Русалки» Дворжака и «Смерть Клингхоффера» — едва ли тянут на «тройку». Причины тому — совершенно разные. Первую, несмотря на великолепную музыку и романтический сюжет совершенно бесстыдно «проиграли» режиссеры. «Смерть Клингхоффера» американского композитора Джона Адамса в постановке режиссера Тома Морриса (он известен тем, что поставил очень хороший спектакль о лошадях и их роли во время второй мировой войны «War Horse»), на мой взгляд, и не опера вовсе. Скорее оратория.
А пока — оба театра не могут распродать билеты, критика захлебывается в крайностях, а зритель в недоумении: деньги потрачены (и не малые!), и — никакого удовлетворения.
Даже скандала по поводу «Клингхоффера» не получилось, хотя он раскручивался в прессе задолго до премьеры. Ожидались пикеты, протесты и прочее. Ничего этого не было! В первый вечер перед входом в театр стоял один-единственный мужчина не еврейской наружности с плакатиком, на котором очень лаконично было пересказано содержание — это реальная история убийства палестинскими террористами прикованного к инвалидной коляске престарелого инвалида-еврея на круизном лайнере «Акилле Лауро». «Наслаждайтесь!». На него наскакивала бойкая дама с вопросом: «А против чего вы выступаете? Вы смотрели оперу? Ах, нет! Я куплю вам билет! Идемте! Нечего тут стоять! Убедитесь сами, что ничего антисемитского там нет!».
Постановка оставила странное чувство: никакого особого сочувствия к палестинцам, никакой романтизации террора я не почувствовала, ответа на спорные вопросы — не нашла! Написанная через шесть лет после происшедшего в 1985 году трагического для семьи Клингхофферов события, опера ставится крайне редко, и я, кажется, понимаю, почему. Если это все-таки опера, то весьма слабая: и музыкой, и либретто. Тем не менее, в сезон 2014-2015 годов ее можно будет увидеть в «Метрополитен-опера» в Нью-Йорке. Кстати, и эта версия была выполнена в содружестве с нью-йоркским театром.
Собирая материал, я прочитала о том, какой след оставила эта история в судьбе американской поэтессы Алисы Гудмен, автора либретто. Ее, еврейку, обвинили в антисемитизме, в сочувствии к террористам, удары, обрушившиеся на ее голову, были столь страшными, что Гудмен провела несколько лет в глубокой депрессии. Сейчас она живет в Англии, дав зарок никогда более не писать либретто. Слово свое до сей поры держит.
Возвращаясь же к постановке, хочу отметить, что все-таки несколько моментов мне показались достойными. Так, в начале оперы, пение палестинских изгнанниц со своими претензиями как-то очень органично слилось с пением еврейских изгнанников. Символично, не правда ли? Как и то, что возле стены плача — по крайней мере, так я расшифровала декорации, которые, однако, моя подруга посчитала нагромождениями новой «берлинской стены», разделяющей сегодняшнюю Палестину и Израиль (сценограф Том Pye) — безмолвно застывали попеременно то палестинцы, то евреи.
Но лучшие моменты во всей постановке — это заслуга балетной труппы. Мне бы хотелось назвать их имена, потому что то, что они сделали, не осуществить всем остальным. Благодаря хореографии и танцу самый кульминационный момент — когда Клингхоффер был застрелен, и тело его, как мы знаем, вместе с креслом было выброшено за борт — был исполнен с художественной точки зрения просто великолепно. Клингхоффер пел свою заключительную арию, стоя на краю сцены в окровавленном костюме. А его «тело», принадлежащее танцовщику, — в точно таком же костюме, с таким же кровавым пятном, — подхваченное другими танцовщиками, совершало этот последний печальный полет, рассыпалось на части инвалидное кресло, но подхваченными другими танцорами, колеса, детали продолжали падать, имитируя, как в замедленном кино, в пантомиме, падение, прежде чем погрузиться в морскую пучину.
Однажды после спектакля, после совершенно потрясающего вечера в Королевской опере наша русская оперная певица на вопрос друзей: «Ну, как премьера?», — ответила скромно: «Спела!»
То же можно сказать и об исполнителях нынешнего спектакля. Кристофер Маджера (капитан корабля), Алан Опи (Клингхоффер), Микаэла Мартинс (жена Клингхоффера), а также захватчики — Эдвин Вега, Ричард Бурхард, Сидни Аутлоу, Джесси Коварски и другие — спели, и голоса их были хороши, выразительны! Но музыка оперы — отнюдь этим похвастаться не может.
Дирижер Балдур Бронниман руководил оркестром Национальной оперы. Играть Джона Адамса было непросто, но музыканты — сыграли! Хор — спел, и спел хорошо, так, что трудно забыть их, так же как и арию палестинских матерей (солистка — Клэр Преслэнд). Но восторга, подъема, катарсиса — нет, этого не произошло!
Мне показалось, что на премьеру собрались зрители, так или иначе хорошо знающие композитора, режиссёра, певцов, дирижера, потому что их реакция была достаточно выразительной — они поощряли именно того или иного артиста. Театр был полон. И вознаграждение аплодисментами последовало щедро, от души. Но только в этот раз. Пустые места засветились уже на втором спектакле...
Фото: Richard Hubert Smith, courtesy ENO
No comments:
Post a Comment